В защиту смертной казни (философское обоснование)

 Нет смысла полемизировать с теми сторонниками отмены смертной казни, которые исходят из чисто эмоциональной оценки («Это жестоко, негуманно, а я, конечно же, гуманист») или конъюнктурно-политиканских соображений («Надо идти в ногу с Европой»). Попробуем рассмотреть конкретные аргументы и попытаемся опровергнуть их, исходя из определенных философских представлений о бытии и природе человека.

   1. В практике судопроизводства встречается немало ошибочных приговоров; смертный приговор тоже может оказаться ошибочным.  – В медицинской практике операции иногда имеют смертельный исход. Будете ли вы на этом основании их запрещать? Жизнь по природе своей не может дать абсолютные гарантии happy end, драматизм и трагизм некоторых её ситуаций в принципе неизбежен. Надо стремиться свести ошибки к минимуму. Но нелепо из-за их возможности в принципе отказываться от рискованных действий. Вопрос надо ставить по существу: можно ли вообще отнять жизнь у человека, нарушить его неотъемлемое право на жизнь?

   2. Отрицательный ответ на этот вопрос может оказаться ошибочным, если мы не уточним, что мы понимаем под человеком. Здесь мы наталкиваемся на очень непростую проблему о грани, за которой человек перестает быть человеком и теряет человеческие права. Принадлежность к биологическому виду Homo sapiens ещё не дает гарантий нормального поведения, поскольку в человеке кроме природной есть ещё социальная и духовная стороны его существования. Если существо вполне человеческой природной внешности сознательно полагает, что оно имеет право отнять жизнь у другого человека ради своей выгоды, удовлетворения садистских наклонностей  или на основе убежденности в своем превосходстве (по расовой, религиозной, классовой  или индивидуальной принадлежности к якобы «избранным»), то  не перешло ли оно грань, за которой оно теряет и право на собственную жизнь? Является ли убежденный террорист или педофил-убийца человеком в полном смысле этого слова? Нет, по своему социальному значению и духовной направленности (служение злу как патология духовности) он скорее «античеловек», хотя и считает себя «сверхчеловеком».

   3. Но ведь и такой преступник остается существом сознательным, что отличает его от, скажем, бешеной собаки. И, следовательно, в принципе может исправиться. Так не жестоко ли лишать его этого шанса?  - Да, такая возможность, хотя и минимальна, но в принципе все же есть. Но, во-первых, она мала потому, что, к сожалению, рационалистические утопии относительно роли нашего сознания (понял, что плохо, и стал хорошим) не учитывают, что можно все прекрасно понимать, но вести себя в соответствии с внутренними установками, которые лежат глубже сознательного слоя и оказываются сильнее его. Так что шансов на  исправление таких преступников, я думаю,  даже меньше, чем шансов на побег.

   Во-вторых, и это главное, не та сейчас ситуация в  обществе, чтобы ради призрачной возможности исправления рисковать здоровьем и жизнью  нормальных людей. Опасные преступники, чувствуя себя безнаказанными, распоясываются все больше и больше. Ведь и в местах лишения свободы они чувствуют себя куда вольготнее обычного оступившегося человека и продолжают издеваться над более слабыми и менее наглыми. Да ещё и надеются на досрочное освобождение, чтобы выйти на свободу и приняться за старое.

  4. Но разве пожизненное заключение не страшнее мгновенной смерти? – Сомневаюсь: все же они живут, дышат, едят, спят, может быть, даже упиваются воспоминаниями. И потом, почему  они должны содержаться за наш счет, кто-то вынужден обеспечивать им крышу над головой, стирать белье, готовить пищу и, наконец, созерцать их гнусные физиономии? А их жертвы мертвы.

   5. Так вы призываете к мести?  – Речь идет не о мести, но о санации. Ведь существо, сознательно идущее на уничтожение невинных людей и надругательство над ними куда хуже и опаснее самого бешеного зверя. Оно само выводит себя за рамки человеческих отношений и должно быть устранено из жизни. Почему мы признаем законность убийства агрессора на войне, хотя жертвой может оказаться и вполне приличный, но насильно мобилизованный человек? Да потому, что у нас нет иного выхода: или «гуманно» позволить поработить и убить себя, либо давать отпор, зная, что не обойтись без ошибок и невинных жертв. В  ходе спецоперации террориста можно уничтожить и даже получить за это награду. А если он попал в плен, то уже казнить его нельзя – ну не нелепо ли?! «Не убий» сам, но если убивают тебя и твоих близких, то ты имеешь право на самооборону вплоть (в зависимости от обстоятельств) до уничтожения нападающего. Терроризм и надругательство над детьми – это как раз такие случаи.

   6. Но говорят, что смертная казнь не влияет на уменьшение преступности? – Во-первых, это весьма сомнительное утверждение. Преступники, конечно, воспроизводятся, и вряд ли общество когда-нибудь полностью избавится от них. Но можно ли сомневаться, что, зная о неотвратимости страшного для них наказания, многие  призадумаются прежде чем пойти на поводу своих преступных желаний? А если уж они и на это не способны, то пусть и получают то, что заслужили.

   Люди, которые служат добру и созиданию, имеют право на «сопротивление злу силой» (название одной из книг русского философа И.Ильина)! Признавая  принцип «благоговения перед жизнью», сформулированный А.Швейцером, когда речь идет о жизни в целом, мы, тем не менее, уничтожаем возбудителей чумы и холеры. Тем более это разумно и справедливо по отношению к тем, кто сознательно делает выбор в пользу античеловеческого и антижизненного зла и пользуется наработанными человеком техническими средствами, не обладая человеческими культурными ценностями и нравственными качествами.

В.Н.Сагатовский, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ (Санкт-Петербург).