Главная » Статьи » Мои статьи

Простой разговор о «революции духа»

Простой разговор о «революции духа»

В.Н. Сагатовский

   По опыту знаю, что написанное, казалось бы, просто, воспринимается порой усложнено, а то и неадекватно. Каковы же критерии «простоты» и почему они не всегда срабатывают? Писать просто, по моему мнению, значит: 1) четко поставить цель; 2) сообщаемая информация должна быть необходимой и достаточной для достижения поставленной цели, как по содержанию, так и по структуре (не отступать от темы, не блистать эрудицией ради эрудиции); 3) употребляемые термины должны быть определены (не надо ни «птичьего языка», ни велеречивой пышности, прикрывающей пустоту); 4) примеры и «лирические отступления» допустимы  в той мере, в какой они делают содержание и структуру «прозрачными», наглядно зримыми и подпитывают их тем основанием, которое они имеют в подсознании. Но, к сожалению, все это не поможет адекватному пониманию, если читатель не способен (не считает нужным) рефлектировать по поводу собственного восприятия текста или он начисто отвергается его подсознанием.  Чаще всего это проявляется в том, что он не может отвлечься от привычного для него понимания терминов и укоренившейся в его сознании схемы интерпретации соответствующей проблемы. А без такого отвлечения просто нельзя понять Другого. И тогда начинается либо бессмысленный спор о словах, либо отбрасывание с порога (что  не уложилось в его схему, то – «бред»; тем более, если это воспринимается как интуитивно неприемлемое)).

   Моя цель – раскрыть содержание достаточно распространенного, но очень неоднозначно трактуемого, выражения «революция духа» или «переоценка ценностей». Естественно, я буду делать это с позиций исповедуемого мной ноосферного мировоззрения  и разработанной мной философии развивающейся гармонии как основы этого мировоззрения.

   Прежде всего, надо сказать о моем понимании только что употребленных терминов. Термин «дух» многозначен, и иногда он употребляется для обозначения чего-то отличного от души. К примеру, в древней триаде «дух, душа и тело» или для различения Бога как духовной основы мира и индивидуальной человеческой души. В нашем случае дух и душа выступают как синонимы. Иногда прямо говорят не о «революции духа», но именно  о «революции в душе». Это и понятно: человек может произвести революцию в понимании надчеловеческого духа, в своем отношении к нему, но не в нем самом. Относительно же души следует сказать следующее. 1. Речь пойдет именно о человеческой душе, но не обязательно о душе отдельного человека. Мы говорим также о душе или духе общности любого типа и уровня: «дух эпохи Возрождения», «русский дух», «революционный арабский дух», «дух этого города» и т.д. 2. Душа или дух не есть синоним общественного или индивидуального сознания, психики (включая подсознательное), совокупности  обладаемой нами информации и переживаний в целом. Она есть внутреннее основание, отличающее названные совокупности  (субъективную реальность, мир идеального), задающее их неповторимое  качественное  отличие. Душа задает исходную направленность человеческой деятельности и является конечным основанием интерпретации любой поступающей извне информации. Вот почему нам порой так трудно понять друг друга. *

   Что же именно определяет неповторимое лицо  и может претерпеть революционное преобразование? На «входе» и на «выходе» человеческой субъективной реальности, т.е. на её «границах» с надчеловеческим духом (трансцендентной реальностью, как духовным основанием бытия в целом) и объективной – природной и социальной - реальностью, в которой  она стремится реализовать свои устремления), имеют место фундаментальный настрой и информационные проекты. Последнее понятие, я думаю, не нуждается в особых пояснениях. Это могут быть программы деятельности государства и политических партий, правовые и моральные кодексы, манифесты направлений в искусстве, педагогические и технические проекты и т.д. Сложнее обстоит дело с тем, что на «входе».

   Фундаментальный настрой субъекта (как личности, так и общности) задается его отношением к надчеловеческому духу, наличием и степенью сопричастности к нему вплоть до отсутствия такой сопричастности. В последнем случае мы имеем дело с бездуховностью. П.Д. Юркевич в свое время называл отношение души к духу «общим чувством» и справедливо полагал, что оно лежит в основе всех проявлений человеческой субъективности. Примерами фундаментального настроя могут служить принятие или неприятие мира: воля к любви в русской философии, начиная с А.С.Хомякова, или фундаментальное настроение ужаса перед миром, в котором «ничтожит ничто» у Хайдеггера. Доминирование того или иного фундаментального настроя  в бытии человека или общества определяет характер соответствующей духовной атмосферы.

   Фундаментальный настрой далее кристаллизуется в ценностях. Роль ценности понятна из её определения: ценность есть непосредственная основа выбора субъектом целей и средств деятельности, ранжирования по их значимости и приемлемости потребностей и

  

*Приходится оговориться, что, начиная подобные разъяснения, мы неизбежно привлекаем такие понятия, которые невозможно  удовлетворительно разъяснить в рамках конкретного текста. Но поскольку они разработаны в моей философской концепции, я могу порекомендовать любознательному читателю (где они такие в наше время?!) обратиться к: Сагатовский В.Н. Философские категории: авторский словарь. Часть 1: Онтология. / http://vasagatovskij.narod.ru

возможностей их удовлетворения. Обратите внимание на разницу между данным подходом и материалистической трактовкой человеческой деятельности. С материалистической точки зрения объективная реальность рождает новые потребности, а те требуют своего удовлетворения. Было бы нелепо отрицать такую линию детерминации, но нельзя видеть только её одну. Если вспомнить марксистскую терминологию, то вопрос о «первичности» бытия (сводимого к объективной реальности) и сознания сильно напоминает проблему первичности курицы и яйца. Между тем это не такая уж неразрешимая проблема. Курица рождает яйцо, но и сама она рождается из яйца. И это взаимодействие, в котором нет абсолютной первичности, уходит в бесконечность. Все дело в том,  что в соотношениях «Курица → яйцо» и «Яйцо → курица» перед нами разные курицы и яйца. Эта курица произвела это яйцо, но из него родилась уже другая курица, а первая курица произошла тоже совсем от другого яйца. К тому же и в курице и в яйце могут происходить различные мутации, способные провоцировать появление качественно иных и птиц и зародышей. Каждая из подобных сторон взаимодействия выполняет в нем свою особую необходимую функцию, но только вместе они необходимы и достаточны для появления определенного результата. Вернемся к взаимодействию  «бытия и сознания» (объективной и субъективной реальности). Предшествующая объективность способствует порождению новых потребностей, возможностей их удовлетворения и ценностей, определяющих их выбор и ранжирование. Но ценности, как системообразующий компонент субъективной реальности, задают направленность деятельности по созданию последующего состояния объективной реальности. Мы зависим от наличных потребностей и возможностей их удовлетворения. Но мы не являемся их рабами.*

   Ценности определяют выбор из наличных объективных возможностей, а то и направляют на творчество новых возможностей, отнюдь не вытекающих с непреложной необходимостью из налично данного. В одних и тех же объективных условиях люди, руководствующиеся ценностями религиозной веры или атеизма, либерального предпринимательства или йоги, долга или неограниченного потребительства, будут осуществлять совершенно разную деятельность, задавая ей

 

*Боюсь, что для представителей все более входящего в моду клипового мышления такие рассуждения уже явно не под силу. То ли дело назвать несколько громких имен, перечислить несколько мало понятных, но громко звучащих, терминов, да подкинуть ещё какой-нибудь эзотерически-конспирологический намек – и все «будет в шоколаде», и очередная статья, а то и монография, готовы; а у меня, разумеется, - бред. 

совершенно разные смыслы. Ценности, таким образом, являются системообразующим началом программы человеческой деятельности. И если мы хотим произвести революцию в характере нашей деятельности и её результатов, начинать надо с революции в программах, а последнюю – с революции в мире ценностей, с их кардинальной переоценки. И в этом смысле революция духа-души и переоценка ценностей суть синонимы.

   Тем более, если речь идет не о революции в какой-то отдельной области – в технике, науке, экономике, политике, но о революционном преобразовании человеческого бытия в целом. Революция есть качественное изменение, и речь, стало быть, идет о смене качества человеческого бытия в мире. Кем является человек в этом мире – тварью Божьей, повелителем мира, обуянным волей к власти, искателем новых наслаждений, ответственным – перед миром и собой – созидателем, покорным следствием сложившихся обстоятельств, магом и волшебником? В идеале частные программы (технические, экономические, политические) должны работать на достижение некоего базового качества человеческого бытия и занимать должное место  в целостной программе. Иными словами, базовые ценности отдельных сфер нашей жизни, должны соответствовать исходным базовым ценностям целостного идеала. Но этого, к сожалению, нет. В современном мире не существует духовных программ деятельности человечества, адекватных сложившейся ситуации, когда нерешаемость глобальных проблем может привести общество и природу нашей планеты к глобальной катастрофе.

   В самом деле, религиозные программы недостаточны для успешной ориентации в земной жизни, взятой в её самоценности. Программа либерализма по сути дела лишена духовного основания, ибо лицемерие, несоответствие реальной практике буквально нарастает при перечислении её исходных принципов: какие могут быть свобода, равенство и братство при фактической ориентации на максимум прибыли и потребления? Программа фашистского тоталитаризма убийственна и самоубийственна, ибо возводит в ранг высших ценностей жестокую волю к власти, абсолютный примат нации и государства над индивидуальностью и межчеловеческими отношениями,  ксенофобию, основанную на биологических, либо религиозных различиях, что при современной технической вооруженности может только ускорить глобальную катастрофу. И никакой романтический флер в совокупности с порой справедливой критикой либеральной демократии не изменит неприемлемости её сути; более того эти черты на практике становятся не менее ханжескими, чем лозунги либерализма. Коммунистическая программа потерпела крах при попытках её реализации, ибо её духовная основа была односторонней и во многом чисто декларативной. Предполагалось, что ликвидация частной собственности  и воспитательная работа, обращенная к сознательности, при наличии основных экономических и политических предпосылок решат и проблему формирования нового человека. Однако идеал такого человека был не проработан, нравственность трактовалась с утилитарно-классовых позиций, серьезная эстетическая программа вообще отсутствовала, а религиозное отношение к миру отрицалось. Присущий же марксизму рационализм в упор не видел существования ценностей на уровне переживания, их укорененность в подсознании, надеясь, что пропаганда знаний сформирует нужные убеждения (ориентация на «инженеров человеческих душ»). Решающим же аргументом в пользу слабости такого подхода явилось то, с какой легкостью массы людей восприняли ценности капитализма после его реставрации в России.

   Так что подлинную переоценку ценностей, толкающих мир к глобальной катастрофе, ещё предстоит произвести. И надо с полной ответственностью понимать, что необходимые изменения в духовной атмосфере должны быть поистине революционными, рвущими даже с некоторыми  установками, унаследованными от нашей биологической природы и имеющими тысячелетние традиции. Поэтому, прежде чем перейти к изложению моего понимания сути этой революции, я хотел бы сделать два предварительных замечания. Во-первых, не надо тешить себя иллюзиями, что когда-то  человечество обладало изначальными духовными традициями, к которым просто надо вернуться. Такой традиционализм имеет психологические преимущества безусловной веры и обладает некоторой романтической притягательностью. Но он совершенно не подтверждается реальной историей человечества. Я предпочитаю строить мировоззрение безо всяких мифов. Во-вторых, трезвый взгляд на окружающую нас и в нас находящуюся реальность со временем привел меня к утрате былого гегелевского оптимизма: увы, разумное совсем не обязательно становится действительным. И потому я заранее не протестую, если нарисованный мной идеал будет оценен как утопия. С одной, правда, оговоркой: если наши творческие усилия не приведут к чуду  возможной реализации кажущейся невозможной утопии, то никакой альтернативы кроме апокалипсиса я не вижу.

   Итак, приступим. Ценностей, конечно, гораздо меньше, чем потребностей, и изменяются они несравнимо более медленно. Пока данная личность или культура сохраняет свою качественную определенность, их базовые ценности выступают в роли своего рода аксиологических аксиом. Тем не менее, разнообразие личностей и культур достаточно велико и  к тому же в наше время они все больше перекрещиваются друг с другом. А потому и ценности достаточно разнообразны. Однако современная цивилизация, если брать те  черты, которые провоцируют её кризисное состояние, суть следствие определенных – инвариантных, несмотря на все разнообразие конкретных форм, - базовых ценностей, определивших сделанный ей выбор в объективных предпосылках социального развития. Попробуем выделить эти ценности, которые прежде всего требуют революционной переоценки. А затем уже противопоставим им те ценности, на основе которых можно было бы сделать иной выбор в дальнейшем процессе развития. Отметим также, что мы абстрагируемся от того, что далеко не все люди разделяют те ценности, которые доминируют в данной культуре. Речь идет именно о ценностях, задающих доминанту развития, определяющих магистральную линию развития данного общества.

   Следует различать те ценности, которые провозглашаются в качестве официального бренда и фактически являются довольно неопределенной декларацией о намерениях, и те, что практически определяют типичный выбор. Говорят о любви, богобоязненности, свободе, справедливости и многом другом. А чем руководствуются на деле? Чтобы ответить на этот вопрос, надо учесть, что, чем бы мы ни занимались, мы (субъекты) проявляем свое отношение к предельно общим характеристикам бытия в целом: объективной реальности (материи), субъективной реальности других субъектов и трансцендентной реальности (надчеловеческой духовной основе бытия). Соответственно выстраиваются три типа отношений человека к миру: субъектно-объектное, субъектно-субъектное и субъектно-трансцендентное (отношение души к духу). Какое из них реально определяет место человека в мире и смысл его жизни в цивилизации, породившей глобальные проблемы современности? Ответ однозначный: отношение ко всему сущему как к объекту, как к вещи, которую можно использовать в своих интересах. Природа для субъекта с такой ценностной ориентацией только средство для удовлетворения его потребностей, другие люди – тоже объекты, нужные или мешающие ему. Конечно, он вынужден учитывать их субъектность, поскольку они обладают собственной программой поведения и не всегда предсказуемой активностью. Тогда с ними полезно установить выгодные связи, а если они мешают достижению его целей, то требуется так или иначе поставить им мат, превратить в управляемый или уже безопасный объект. К Богу он обращается лишь за помощью или получением прощения, а теперь и потому, что это иногда оказывается модным и престижным (прожженный бандит с массивным золотым крестом  и свечечкой в руках); о бескорыстной любви и глубинном общении говорить не приходится.

   Доминирование субъектно-объектного отношения к миру имеет природные корни в так называемой борьбе за существование. Но обладание искусственными средствами воздействия существенно изменяет характер и масштабы конкуренции («борьбы всех против всех»). В истории человечества наблюдается постоянный и взаимообусловленный рост потребностей (как по разнообразию, так и по объему) и возможностей их удовлетворения. Человек производит и потребляет неизмеримо больше, чем это биологически необходимо.  Поэтому исходной ценностной ориентацией субъектно-объектного отношения к миру становится самовыражение и самоутверждение по максимуму. Парадоксальность ситуации состоит в том, что максимум не сводится к количеству «освоенных» объектов, но включает в себя и признание со стороны других людей: я отношусь к вам как к объектам, но жду от вас восхищения как от субъектов. В основе такого отношения лежит самолюбие – пожалуй, основная человеческая страсть. Хочу  во всем быть первым, самым-самым, крутым – в бизнесе, политике, спорте,  межличностных отношениях Максимум богатства, власти,  престижного потребления и признания со стороны других – таков набор базовых ценностей, задающих направленность на неизбежное приближение глобальной катастрофы.

   Закреплению такой ориентации способствует отсутствие у большинства современных людей умения и желания осуществлять честную рефлексию собственного поведения (предпочтительнее пребывать объектами откровенной манипуляции со стороны власть имущих, быть функциями моды и рекламы), а также явный недостаток дифференцированного торможения – способности как-то координировать воздействие непосредственных импульсов и системно мыслить. Последнее ярко выражается в так называемом клиповом мышлении (загляните, к примеру, в нынешние блоги). Краткое резюме: ориентация на максимум → отсутствие чувства меры → перманентный кризис. А если уж говорить совсем просто, то доминирующий настрой общества, построенного на конкуренции, выглядит так: хочу всего и сразу и любой ценой; да ещё и восхищайтесь моими успехами. Нет, так жить нельзя!

   Что же противостоит господствующей ценностной ориентации в случае радикальной переоценки ценностей?  Ключевые идеи* такой переоценки суть, во-первых, переход от доминирования субъектно-объектного отношения к миру к системообразующей

*Идея в гуманитарии это не просто понятийная конструкция, но попытка  выразить глубинные ценностные установки.

 

 роли отношения субъектно-субъектного; во-вторых, отказ от идеологии максимума в пользу оптимума, и, в-третьих, замена самолюбия любовью к развивающейся гармонии.

   «Человек для субботы или суббота для человека?». С защищаемой мной позиции, безусловно, второе. Но не отдельный человек (или отдельная человеческая общность) как самодовлеющий центр, но человеческое единство, расширяющееся в перспективе до субъектно-субъектного единства общества, личности и природы, подпитываемого высшим единством с духовной основой бытия в целом. В этом единстве для целого самоценны части, а для частей – целое. Конкретизируя это «абстрактное» (для не умеющих мыслить на уровне всеобщего) положение, получим следующее. Такое единство в русской классической философии называется соборностью, преодолевающей крайности индивидуализма и коллективизма (в политическом аспекте – либерализма и тоталитаризма). Бытие личности, общества и природы, организуемое соборным отношением образует ноосферу – альтернативу цивилизации, скатывающейся к катастрофе. Богатство, власть, бешеная конкуренция, манипулирование друг другом и т.д. перестают быть ценностями и уступают место внутренне детерминированному, добровольному взаимопониманию и сотворчеству. Радоваться совместной преобразовательной деятельности и общению становится важнее, чем урвать лишний кусок и ждать аплодисментов. Мир перестает быть рынком, биржей и подмостками и  наша повседневная жизнь,  как мечтал Н.Федоров, превращается во «внехрамовую литургию».  Не так, что эстетическую отдушину мы получаем в театре или музее, религиозное чувство испытываем в церкви, а голос совести звучит  (если вообще звучит) лишь в особые критические моменты, но так, чтобы все это было органически вплетено в каждый шаг нашей жизни.

   Что за утопические мечтания?! Не спешите с выводами. Сначала спросите себя: а вы бы хотели так жить? А вы допускаете, что кто-то так жить способен? Положительный ответ заставит задуматься над тем, при каких условиях возможен такой духовный поворот и что и кто этому мешает. Отрицательный – ещё раз подтвердит исключительную сложность «революции духа» и заставит всерьез поразмышлять над тем, что нас ждет, если эта революция окажется для большинства людей ненужной и  невозможной. А ведь, действительно, нарисованная мной «идиллия» многим может показаться «скучной». Ницшеанцы скажут, что это для слабаков, а они «сильные личности». Увы, надежды Маркса на то, что получив свободное время, люди будут самовыражаться в созидательном творчестве, оказались иллюзорными. «Продвинутые» современники предпочитают иные развлечения. Но я и не предполагаю, что все как один немедленно предпочтут субъектно-субъектное единство субъектно-объектному самоутверждению.

    Я никогда не разделял утопических надежд, что со временем мораль полностью заменит право и государство «отомрет».  К сожалению, зло имманентно присуще и мировому и человеческому бытию. Речь может идти лишь о том, что будет доминировать, определять общий характер духовной атмосферы. И это доминирование нуждается в защите, в готовности оказывать эффективное, говоря словами И.Ильина, «сопротивление злу силой». Тот, кто предпочтет относиться к другим только как к объектам, не должен надеяться, что к нему, исходя из идеалов всепрощения, гуманизма и политкорректности, будут относиться как к самоценному субъекту. 

   Я рискую отказаться от одного из основополагающих принципов фаустовской культуры:  «Лишь тот достоит жизни и свободы, / Кто каждый день идет за них на бой» (В.Гете) или от девиза Маркса: «Счастье в борьбе». Борьба – вынужденное средство, но не высшая цель, и не она задает смысл жизни. Не развитие и победы сами по себе, но такое развитие, которое расширяет сферу гармонии.

   Естественно, что доминирование ценности субъектно-субъектных отношений ведет к предпочтению оптимума максимуму: не отхватить побольше, но быть готовым к взаимным уступкам и умеренности во имя общего согласия. Максимум – это всегда подчинение человеческой жизни и природы «делу», успешности, самолюбию, что заставляет строить дворцы на костях рабов. Оптимум это отказ от рекордсменства (от попадания в книгу Гиннеса до глобальных бизнеспроектов и величайших империй) во имя достижения общего согласия, взаимопонимания и радости бытия. Не целое как таковое и не индивидуальность вопреки всем и всему, но такое целое, которое принимает самоценность индивидуальностей, и такие индивидуальности, которые принимают самоценность целого. Лучше от чего-то отказаться  (и здесь и сейчас, и в перспективе), чем нарушить этот соборный строй. И не в размахе и новизне ради новизны прогресс, а в возрастании гармонии – внутренней и внешней.

   Для человека, обуреваемого страстью самолюбия, все это совершенно непонятно. В лучшем случае он сможет истолковать это как робкий рассудочный утилитаризм: я – тебе, ты – мне. Конечно же, он в центре, а как же иначе?! Ему трудно представить себе преодоление такой – эгоцентрической или антропоцентристской - позиции, как незрячему от природы различие цветов. Я подчеркиваю не рассудочно-кабинетный, но глубинный – вплоть до уровня подсознательного настроя и соответствующих переживаний – характер провозглашаемой переоценки ценностей. Самолюбие не есть разумная любовь даже к самому себе. Это страсть к своим амбициям, самовыражение и самоутверждение через максимум подчинения объективной реальности (включая в неё и других, претендующих быть субъектами), и не столько ради непосредственного наслаждения, сколько напоказ. Любовь к себе это любовь к внутренней гармони. Каждое мгновенье, в каждом поступке ощущать чудо бытия, неповторимую радость жизни. Такая установка знакома и дзэн-буддизму. Но, в отличие от  него, предполагается и любовь к гармонизации внешнего мира – человеческого и природного. Человек с такой установкой не просто делает дело или наслаждается медитацией. Он смотрит вокруг себя: понять других, чтобы ни навредить и по возможности помочь. Честная рефлексия закрепилась у него уже на уровне подсознания, чувство меры – и внутри себя и в отношениях с другими – вошло у него в кровь и плоть. Главное его стремление – стать гармоничной частью гармоничного целого, переживать свою сопричастность к нему, не утрачивая неповторимости индивидуальности.

  Самое страшное, что для не переживавших нечто  подобное всё это пустые общие фразы, и до них не достучишься. Да и вся окружающая действительность демонстрирует совсем другие образцы: Всё шумят, суетятся, кривляются, / Обижают и обижаются. / И всю жизнь не поймут одного: / Для чего?  - То есть как это для чего?! А чтоб не хуже других, а чтоб быстрее, больше,  дальше, круче, наконец! Ещё до бизнеса все игры, развлечения, общение в своей тусовке ориентируют на конкуренцию и агрессию, на кучкование (позднее «связи») и противопоставление своих чужим. Ну а потом уже все это коммерционализируется. А мораль присутствует в форме внешнего этикета (если присутствует), чтения морали другим и выяснения отношений «по понятиям». Красота сполна заменена модой. Религия – утешение и ритуал на всякий случай. Своевольные субъекты отчуждены друг от друга и от духовной основы бытия. И спросить себя «Зачем все это?» нет ни времени, ни умения, ни серьезного стимула. Круг замкнулся.

   Чтобы из него вырваться, надо, наверное, иметь в душе внутреннее неприятие всей этой суеты сует, своеобразную ориентацию на отчуждение от отчуждения. И при этом не возлагать надежды на иной мир, абсолютно противоположный этому грешному свету, но любить этот мир, быть родственным ему и стремиться в нем противопоставить свет и добро тьме и злу. «Но кто же теперь работает ради идеи?» - «Да как всегда – кто-то все же работает». На них и надежда.

  

  

  

  

  

  

  

  

 

Категория: Мои статьи | Добавил: Sagatovskij (18.07.2013)
Просмотров: 489 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: