Простой
разговор о «революции духа»
В.Н.
Сагатовский
По опыту знаю, что написанное, казалось бы,
просто, воспринимается порой усложнено, а то и неадекватно. Каковы же критерии
«простоты» и почему они не всегда срабатывают? Писать просто, по моему мнению,
значит: 1) четко поставить цель; 2) сообщаемая информация должна быть
необходимой и достаточной для достижения поставленной цели, как по содержанию,
так и по структуре (не отступать от темы, не блистать эрудицией ради эрудиции);
3) употребляемые термины должны быть определены (не надо ни «птичьего языка»,
ни велеречивой пышности, прикрывающей пустоту); 4) примеры и «лирические
отступления» допустимы в той мере, в
какой они делают содержание и структуру «прозрачными», наглядно зримыми и подпитывают
их тем основанием, которое они имеют в подсознании. Но, к сожалению, все это не
поможет адекватному пониманию, если читатель не способен (не считает нужным)
рефлектировать по поводу собственного восприятия текста или он начисто
отвергается его подсознанием. Чаще всего
это проявляется в том, что он не может отвлечься от привычного для него
понимания терминов и укоренившейся в его сознании схемы интерпретации
соответствующей проблемы. А без такого отвлечения просто нельзя понять Другого.
И тогда начинается либо бессмысленный спор о словах, либо отбрасывание с порога
(что не уложилось в его схему, то –
«бред»; тем более, если это воспринимается как интуитивно неприемлемое)).
Моя цель – раскрыть содержание достаточно
распространенного, но очень неоднозначно трактуемого, выражения «революция
духа» или «переоценка ценностей». Естественно, я буду делать это с позиций
исповедуемого мной ноосферного мировоззрения
и разработанной мной философии развивающейся гармонии как основы этого
мировоззрения.
Прежде всего, надо сказать о моем понимании
только что употребленных терминов. Термин «дух» многозначен, и иногда он
употребляется для обозначения чего-то отличного от души. К примеру, в древней
триаде «дух, душа и тело» или для различения Бога как духовной основы мира и
индивидуальной человеческой души. В нашем случае дух и душа выступают как
синонимы. Иногда прямо говорят не о «революции духа», но именно о «революции в душе». Это и понятно: человек
может произвести революцию в понимании надчеловеческого духа, в своем отношении
к нему, но не в нем самом. Относительно же души следует сказать следующее. 1.
Речь пойдет именно о человеческой душе, но не обязательно о душе отдельного
человека. Мы говорим также о душе или духе общности любого типа и уровня: «дух эпохи
Возрождения», «русский дух», «революционный арабский дух», «дух этого города» и
т.д. 2. Душа или дух не есть синоним общественного или индивидуального
сознания, психики (включая подсознательное), совокупности обладаемой нами информации и переживаний в
целом. Она есть внутреннее основание, отличающее названные совокупности (субъективную реальность, мир идеального),
задающее их неповторимое качественное отличие. Душа задает исходную направленность
человеческой деятельности и является конечным основанием интерпретации любой поступающей
извне информации. Вот почему нам порой так трудно понять друг друга. *
Что же именно определяет неповторимое
лицо и может претерпеть революционное
преобразование? На «входе» и на «выходе» человеческой субъективной реальности,
т.е. на её «границах» с надчеловеческим духом (трансцендентной реальностью, как
духовным основанием бытия в целом) и объективной – природной и социальной -
реальностью, в которой она стремится
реализовать свои устремления), имеют место фундаментальный настрой и
информационные проекты. Последнее понятие, я думаю, не нуждается в особых
пояснениях. Это могут быть программы деятельности государства и политических
партий, правовые и моральные кодексы, манифесты направлений в искусстве,
педагогические и технические проекты и т.д. Сложнее обстоит дело с тем, что на
«входе».
Фундаментальный настрой субъекта (как
личности, так и общности) задается его отношением к надчеловеческому духу,
наличием и степенью сопричастности к нему вплоть до отсутствия такой
сопричастности. В последнем случае мы имеем дело с бездуховностью. П.Д. Юркевич
в свое время называл отношение души к духу «общим чувством» и справедливо
полагал, что оно лежит в основе всех проявлений человеческой субъективности.
Примерами фундаментального настроя могут служить принятие или неприятие мира:
воля к любви в русской философии, начиная с А.С.Хомякова, или фундаментальное
настроение ужаса перед миром, в котором «ничтожит ничто» у Хайдеггера.
Доминирование того или иного фундаментального настроя в бытии человека или общества определяет
характер соответствующей духовной атмосферы.
Фундаментальный настрой далее
кристаллизуется в ценностях. Роль ценности понятна из её определения: ценность
есть непосредственная основа выбора субъектом целей и средств деятельности,
ранжирования по их значимости и приемлемости потребностей и
*Приходится
оговориться, что, начиная подобные разъяснения, мы неизбежно привлекаем такие
понятия, которые невозможно
удовлетворительно разъяснить в рамках конкретного текста. Но поскольку
они разработаны в моей философской концепции, я могу порекомендовать
любознательному читателю (где они такие в наше время?!) обратиться к:
Сагатовский В.Н. Философские категории: авторский словарь. Часть 1: Онтология.
/ http://vasagatovskij.narod.ru
возможностей их удовлетворения. Обратите внимание на разницу между данным
подходом и материалистической трактовкой человеческой деятельности. С
материалистической точки зрения объективная реальность рождает новые
потребности, а те требуют своего удовлетворения. Было бы нелепо отрицать такую
линию детерминации, но нельзя видеть только её одну. Если вспомнить
марксистскую терминологию, то вопрос о «первичности» бытия (сводимого к
объективной реальности) и сознания сильно напоминает проблему первичности
курицы и яйца. Между тем это не такая уж неразрешимая проблема. Курица рождает
яйцо, но и сама она рождается из яйца. И это взаимодействие, в котором нет
абсолютной первичности, уходит в бесконечность. Все дело в том, что в соотношениях «Курица → яйцо» и «Яйцо →
курица» перед нами разные курицы и яйца. Эта курица произвела это яйцо, но из
него родилась уже другая курица, а первая курица произошла тоже совсем от другого
яйца. К тому же и в курице и в яйце могут происходить различные мутации,
способные провоцировать появление качественно иных и птиц и зародышей. Каждая
из подобных сторон взаимодействия выполняет в нем свою особую необходимую
функцию, но только вместе они необходимы и достаточны для появления
определенного результата. Вернемся к взаимодействию «бытия и сознания» (объективной и
субъективной реальности). Предшествующая объективность способствует порождению
новых потребностей, возможностей их удовлетворения и ценностей, определяющих их
выбор и ранжирование. Но ценности, как системообразующий компонент субъективной
реальности, задают направленность деятельности по созданию последующего
состояния объективной реальности. Мы зависим от наличных потребностей и
возможностей их удовлетворения. Но мы не являемся их рабами.*
Ценности определяют выбор из
наличных объективных возможностей, а то и направляют на творчество новых
возможностей, отнюдь не вытекающих с непреложной необходимостью из налично
данного. В одних и тех же объективных условиях люди, руководствующиеся
ценностями религиозной веры или атеизма, либерального предпринимательства или
йоги, долга или неограниченного потребительства, будут осуществлять совершенно
разную деятельность, задавая ей
*Боюсь,
что для представителей все более входящего в моду клипового мышления такие
рассуждения уже явно не под силу. То ли дело назвать несколько громких имен,
перечислить несколько мало понятных, но громко звучащих, терминов, да подкинуть
ещё какой-нибудь эзотерически-конспирологический намек – и все «будет в
шоколаде», и очередная статья, а то и монография, готовы; а у меня, разумеется,
- бред.
совершенно разные смыслы. Ценности, таким образом, являются
системообразующим началом программы человеческой деятельности. И если мы хотим
произвести революцию в характере нашей деятельности и её результатов, начинать
надо с революции в программах, а последнюю – с революции в мире ценностей, с их
кардинальной переоценки. И в этом смысле революция духа-души и переоценка
ценностей суть синонимы.
Тем более, если речь идет не о
революции в какой-то отдельной области – в технике, науке, экономике, политике,
но о революционном преобразовании человеческого бытия в целом. Революция есть
качественное изменение, и речь, стало быть, идет о смене качества человеческого
бытия в мире. Кем является человек в этом мире – тварью Божьей, повелителем
мира, обуянным волей к власти, искателем новых наслаждений, ответственным –
перед миром и собой – созидателем, покорным следствием сложившихся
обстоятельств, магом и волшебником? В идеале частные программы (технические,
экономические, политические) должны работать на достижение некоего базового
качества человеческого бытия и занимать должное место в целостной программе. Иными словами, базовые
ценности отдельных сфер нашей жизни, должны соответствовать исходным базовым
ценностям целостного идеала. Но этого, к сожалению, нет. В современном мире не
существует духовных программ деятельности человечества, адекватных сложившейся
ситуации, когда нерешаемость глобальных проблем может привести общество и
природу нашей планеты к глобальной катастрофе.
В самом деле, религиозные
программы недостаточны для успешной ориентации в земной жизни, взятой в её
самоценности. Программа либерализма по сути дела лишена духовного основания,
ибо лицемерие, несоответствие реальной практике буквально нарастает при
перечислении её исходных принципов: какие могут быть свобода, равенство и
братство при фактической ориентации на максимум прибыли и потребления?
Программа фашистского тоталитаризма убийственна и самоубийственна, ибо возводит
в ранг высших ценностей жестокую волю к власти, абсолютный примат нации и
государства над индивидуальностью и межчеловеческими отношениями, ксенофобию, основанную на биологических, либо
религиозных различиях, что при современной технической вооруженности может
только ускорить глобальную катастрофу. И никакой романтический флер в
совокупности с порой справедливой критикой либеральной демократии не изменит
неприемлемости её сути; более того эти черты на практике становятся не менее
ханжескими, чем лозунги либерализма. Коммунистическая программа потерпела крах
при попытках её реализации, ибо её духовная основа была односторонней и во
многом чисто декларативной. Предполагалось, что ликвидация частной
собственности и воспитательная работа,
обращенная к сознательности, при наличии основных экономических и политических
предпосылок решат и проблему формирования нового человека. Однако идеал такого
человека был не проработан, нравственность трактовалась с утилитарно-классовых
позиций, серьезная эстетическая программа вообще отсутствовала, а религиозное
отношение к миру отрицалось. Присущий же марксизму рационализм в упор не видел
существования ценностей на уровне переживания, их укорененность в подсознании,
надеясь, что пропаганда знаний сформирует нужные убеждения (ориентация на
«инженеров человеческих душ»). Решающим же аргументом в пользу слабости такого
подхода явилось то, с какой легкостью массы людей восприняли ценности
капитализма после его реставрации в России.
Так что подлинную переоценку
ценностей, толкающих мир к глобальной катастрофе, ещё предстоит произвести. И
надо с полной ответственностью понимать, что необходимые изменения в духовной
атмосфере должны быть поистине революционными, рвущими даже с некоторыми установками, унаследованными от нашей
биологической природы и имеющими тысячелетние традиции. Поэтому, прежде чем
перейти к изложению моего понимания сути этой революции, я хотел бы сделать два
предварительных замечания. Во-первых, не надо тешить себя иллюзиями, что когда-то человечество обладало изначальными духовными
традициями, к которым просто надо вернуться. Такой традиционализм имеет
психологические преимущества безусловной веры и обладает некоторой
романтической притягательностью. Но он совершенно не подтверждается реальной
историей человечества. Я предпочитаю строить мировоззрение безо всяких мифов.
Во-вторых, трезвый взгляд на окружающую нас и в нас находящуюся реальность со
временем привел меня к утрате былого гегелевского оптимизма: увы, разумное
совсем не обязательно становится действительным. И потому я заранее не
протестую, если нарисованный мной идеал будет оценен как утопия. С одной,
правда, оговоркой: если наши творческие усилия не приведут к чуду возможной реализации кажущейся невозможной
утопии, то никакой альтернативы кроме апокалипсиса я не вижу.
Итак, приступим. Ценностей,
конечно, гораздо меньше, чем потребностей, и изменяются они несравнимо более
медленно. Пока данная личность или культура сохраняет свою качественную
определенность, их базовые ценности выступают в роли своего рода
аксиологических аксиом. Тем не менее, разнообразие личностей и культур
достаточно велико и к тому же в наше
время они все больше перекрещиваются друг с другом. А потому и ценности
достаточно разнообразны. Однако современная цивилизация, если брать те черты, которые провоцируют её кризисное
состояние, суть следствие определенных – инвариантных, несмотря на все
разнообразие конкретных форм, - базовых ценностей, определивших сделанный ей
выбор в объективных предпосылках социального развития. Попробуем выделить эти
ценности, которые прежде всего требуют революционной переоценки. А затем уже
противопоставим им те ценности, на основе которых можно было бы сделать иной
выбор в дальнейшем процессе развития. Отметим также, что мы абстрагируемся от
того, что далеко не все люди разделяют те ценности, которые доминируют в данной
культуре. Речь идет именно о ценностях, задающих доминанту развития,
определяющих магистральную линию развития данного общества.
Следует различать те ценности,
которые провозглашаются в качестве официального бренда и фактически являются
довольно неопределенной декларацией о намерениях, и те, что практически
определяют типичный выбор. Говорят о любви, богобоязненности, свободе,
справедливости и многом другом. А чем руководствуются на деле? Чтобы ответить
на этот вопрос, надо учесть, что, чем бы мы ни занимались, мы (субъекты)
проявляем свое отношение к предельно общим характеристикам бытия в целом:
объективной реальности (материи), субъективной реальности других субъектов и
трансцендентной реальности (надчеловеческой духовной основе бытия).
Соответственно выстраиваются три типа отношений человека к миру:
субъектно-объектное, субъектно-субъектное и субъектно-трансцендентное
(отношение души к духу). Какое из них реально определяет место человека в мире
и смысл его жизни в цивилизации, породившей глобальные проблемы современности?
Ответ однозначный: отношение ко всему сущему как к объекту, как к вещи, которую
можно использовать в своих интересах. Природа для субъекта с такой ценностной
ориентацией только средство для удовлетворения его потребностей, другие люди –
тоже объекты, нужные или мешающие ему. Конечно, он вынужден учитывать их
субъектность, поскольку они обладают собственной программой поведения и не
всегда предсказуемой активностью. Тогда с ними полезно установить выгодные
связи, а если они мешают достижению его целей, то требуется так или иначе
поставить им мат, превратить в управляемый или уже безопасный объект. К Богу он
обращается лишь за помощью или получением прощения, а теперь и потому, что это
иногда оказывается модным и престижным (прожженный бандит с массивным золотым
крестом и свечечкой в руках); о
бескорыстной любви и глубинном общении говорить не приходится.
Доминирование субъектно-объектного
отношения к миру имеет природные корни в так называемой борьбе за
существование. Но обладание искусственными средствами воздействия существенно
изменяет характер и масштабы конкуренции («борьбы всех против всех»). В истории
человечества наблюдается постоянный и взаимообусловленный рост потребностей
(как по разнообразию, так и по объему) и возможностей их удовлетворения.
Человек производит и потребляет неизмеримо больше, чем это биологически
необходимо. Поэтому исходной ценностной
ориентацией субъектно-объектного отношения к миру становится самовыражение и самоутверждение по
максимуму. Парадоксальность ситуации состоит в том, что максимум не сводится к количеству «освоенных» объектов, но
включает в себя и признание со стороны других людей: я отношусь к вам как к
объектам, но жду от вас восхищения как от субъектов. В основе такого отношения
лежит самолюбие – пожалуй, основная
человеческая страсть. Хочу во всем быть
первым, самым-самым, крутым – в бизнесе, политике, спорте, межличностных отношениях Максимум богатства, власти, престижного потребления и признания со стороны других – таков
набор базовых ценностей, задающих направленность на неизбежное приближение
глобальной катастрофы.
Закреплению такой ориентации
способствует отсутствие у большинства современных людей умения и желания
осуществлять честную рефлексию собственного поведения (предпочтительнее
пребывать объектами откровенной манипуляции со стороны власть имущих, быть
функциями моды и рекламы), а также явный недостаток дифференцированного
торможения – способности как-то координировать воздействие непосредственных
импульсов и системно мыслить. Последнее ярко выражается в так называемом
клиповом мышлении (загляните, к примеру, в нынешние блоги). Краткое резюме: ориентация на максимум → отсутствие чувства
меры → перманентный кризис. А если уж говорить совсем просто, то
доминирующий настрой общества, построенного на конкуренции, выглядит так: хочу
всего и сразу и любой ценой; да ещё и восхищайтесь моими успехами. Нет, так
жить нельзя!
Что же противостоит
господствующей ценностной ориентации в случае радикальной переоценки
ценностей? Ключевые идеи*
такой переоценки суть, во-первых, переход от доминирования субъектно-объектного
отношения к миру к системообразующей
*Идея в
гуманитарии это не просто понятийная конструкция, но попытка выразить глубинные ценностные установки.
роли отношения субъектно-субъектного; во-вторых, отказ
от идеологии максимума в пользу оптимума,
и, в-третьих, замена самолюбия любовью к
развивающейся гармонии.
«Человек для субботы или суббота для человека?». С защищаемой мной
позиции, безусловно, второе. Но не отдельный человек (или отдельная
человеческая общность) как самодовлеющий центр, но человеческое единство,
расширяющееся в перспективе до субъектно-субъектного единства общества,
личности и природы, подпитываемого высшим единством с духовной основой бытия в
целом. В этом единстве для целого самоценны части, а для частей – целое.
Конкретизируя это «абстрактное» (для не умеющих мыслить на уровне всеобщего)
положение, получим следующее. Такое единство в русской классической философии
называется соборностью,
преодолевающей крайности индивидуализма и коллективизма (в политическом аспекте
– либерализма и тоталитаризма). Бытие личности, общества и природы, организуемое
соборным отношением образует ноосферу
– альтернативу цивилизации, скатывающейся к катастрофе. Богатство, власть,
бешеная конкуренция, манипулирование друг другом и т.д. перестают быть
ценностями и уступают место внутренне детерминированному, добровольному взаимопониманию и сотворчеству.
Радоваться совместной преобразовательной деятельности и общению становится
важнее, чем урвать лишний кусок и ждать аплодисментов. Мир перестает быть
рынком, биржей и подмостками и наша
повседневная жизнь, как мечтал
Н.Федоров, превращается во «внехрамовую литургию». Не так, что эстетическую отдушину мы получаем
в театре или музее, религиозное чувство испытываем в церкви, а голос совести
звучит (если вообще звучит) лишь в
особые критические моменты, но так, чтобы все это было органически вплетено в
каждый шаг нашей жизни.
Что за утопические мечтания?! Не
спешите с выводами. Сначала спросите себя: а вы бы хотели так жить? А вы
допускаете, что кто-то так жить способен? Положительный ответ заставит
задуматься над тем, при каких условиях возможен такой духовный поворот и что и
кто этому мешает. Отрицательный – ещё раз подтвердит исключительную сложность
«революции духа» и заставит всерьез поразмышлять над тем, что нас ждет, если
эта революция окажется для большинства людей ненужной и невозможной. А ведь, действительно,
нарисованная мной «идиллия» многим может показаться «скучной». Ницшеанцы
скажут, что это для слабаков, а они «сильные личности». Увы, надежды Маркса на
то, что получив свободное время, люди будут самовыражаться в созидательном
творчестве, оказались иллюзорными. «Продвинутые» современники предпочитают иные
развлечения. Но я и не предполагаю, что все как один немедленно предпочтут
субъектно-субъектное единство субъектно-объектному самоутверждению.
Я никогда не разделял утопических надежд, что
со временем мораль полностью заменит право и государство «отомрет». К сожалению, зло имманентно присуще и
мировому и человеческому бытию. Речь может идти лишь о том, что будет
доминировать, определять общий характер духовной атмосферы. И это доминирование
нуждается в защите, в готовности оказывать эффективное, говоря словами
И.Ильина, «сопротивление злу силой». Тот, кто предпочтет относиться к другим
только как к объектам, не должен надеяться, что к нему, исходя из идеалов
всепрощения, гуманизма и политкорректности, будут относиться как к самоценному
субъекту.
Я рискую отказаться от одного из
основополагающих принципов фаустовской культуры: «Лишь тот достоит жизни и свободы, / Кто
каждый день идет за них на бой» (В.Гете) или от девиза Маркса: «Счастье в
борьбе». Борьба – вынужденное средство, но не высшая цель, и не она задает
смысл жизни. Не развитие и победы сами по себе, но такое развитие, которое
расширяет сферу гармонии.
Естественно, что доминирование
ценности субъектно-субъектных отношений ведет к предпочтению оптимума
максимуму: не отхватить побольше, но быть готовым к взаимным уступкам и
умеренности во имя общего согласия. Максимум – это всегда подчинение
человеческой жизни и природы «делу», успешности, самолюбию, что заставляет
строить дворцы на костях рабов. Оптимум это отказ от рекордсменства (от
попадания в книгу Гиннеса до глобальных бизнеспроектов и величайших империй) во
имя достижения общего согласия, взаимопонимания и радости бытия. Не целое как
таковое и не индивидуальность вопреки всем и всему, но такое целое, которое
принимает самоценность индивидуальностей, и такие индивидуальности, которые
принимают самоценность целого. Лучше от чего-то отказаться (и здесь и сейчас, и в перспективе), чем
нарушить этот соборный строй. И не в размахе и новизне ради новизны прогресс, а
в возрастании гармонии – внутренней и внешней.
Для человека, обуреваемого
страстью самолюбия, все это совершенно непонятно. В лучшем случае он сможет
истолковать это как робкий рассудочный утилитаризм: я – тебе, ты – мне. Конечно
же, он в центре, а как же иначе?! Ему трудно представить себе преодоление такой
– эгоцентрической или антропоцентристской - позиции, как незрячему от природы
различие цветов. Я подчеркиваю не рассудочно-кабинетный, но глубинный – вплоть
до уровня подсознательного настроя и соответствующих переживаний – характер
провозглашаемой переоценки ценностей. Самолюбие не есть разумная любовь даже к
самому себе. Это страсть к своим амбициям, самовыражение и самоутверждение
через максимум подчинения объективной реальности (включая в неё и других,
претендующих быть субъектами), и не столько ради непосредственного наслаждения,
сколько напоказ. Любовь к себе это любовь к внутренней гармони. Каждое
мгновенье, в каждом поступке ощущать чудо бытия, неповторимую радость жизни.
Такая установка знакома и дзэн-буддизму. Но, в отличие от него, предполагается и любовь к гармонизации
внешнего мира – человеческого и природного. Человек с такой установкой не
просто делает дело или наслаждается медитацией. Он смотрит вокруг себя: понять
других, чтобы ни навредить и по возможности помочь. Честная рефлексия
закрепилась у него уже на уровне подсознания, чувство меры – и внутри себя и в
отношениях с другими – вошло у него в кровь и плоть. Главное его стремление –
стать гармоничной частью гармоничного целого, переживать свою сопричастность к
нему, не утрачивая неповторимости индивидуальности.
Самое страшное, что для не
переживавших нечто подобное всё это
пустые общие фразы, и до них не достучишься. Да и вся окружающая
действительность демонстрирует совсем другие образцы: Всё шумят, суетятся,
кривляются, / Обижают и обижаются. / И всю жизнь не поймут одного: / Для
чего? - То есть как это для чего?! А
чтоб не хуже других, а чтоб быстрее, больше,
дальше, круче, наконец! Ещё до бизнеса все игры, развлечения, общение в
своей тусовке ориентируют на конкуренцию и агрессию, на кучкование (позднее
«связи») и противопоставление своих чужим. Ну а потом уже все это
коммерционализируется. А мораль присутствует в форме внешнего этикета (если
присутствует), чтения морали другим и выяснения отношений «по понятиям».
Красота сполна заменена модой. Религия – утешение и ритуал на всякий случай.
Своевольные субъекты отчуждены друг от друга и от духовной основы бытия. И
спросить себя «Зачем все это?» нет ни времени, ни умения, ни серьезного
стимула. Круг замкнулся.
Чтобы из него вырваться, надо,
наверное, иметь в душе внутреннее неприятие всей этой суеты сует, своеобразную
ориентацию на отчуждение от отчуждения. И при этом не возлагать надежды на иной
мир, абсолютно противоположный этому грешному свету, но любить этот мир, быть
родственным ему и стремиться в нем противопоставить свет и добро тьме и злу.
«Но кто же теперь работает ради идеи?» - «Да как всегда – кто-то все же
работает». На них и надежда.
|